Неточные совпадения
Но нет, ему нужны только
ложь и приличие», — говорила себе Анна, не думая о том, чего именно она хотела от мужа, каким бы она хотела его
видеть.
«Для Бетси еще рано», подумала она и, взглянув в окно,
увидела карету и высовывающуюся из нее черную шляпу и столь знакомые ей уши Алексея Александровича. «Вот некстати; неужели ночевать?» подумала она, и ей так показалось ужасно и страшно всё, что могло от этого выйти, что она, ни минуты не задумываясь, с веселым и сияющим лицом вышла к ним навстречу и, чувствуя в себе присутствие уже знакомого ей духа
лжи и обмана, тотчас же отдалась этому духу и начала говорить, сама не зная, что скажет.
— Батюшки! — причитал кучер, — как тут усмотреть! Коли б я гнал али б не кричал ему, а то ехал не поспешно, равномерно. Все
видели: люди
ложь, и я то ж. Пьяный свечки не поставит — известно!..
Вижу его, улицу переходит, шатается, чуть не валится, — крикнул одноважды, да в другой, да в третий, да и придержал лошадей; а он прямехонько им под ноги так и пал! Уж нарочно, что ль, он аль уж очень был нетверез… Лошади-то молодые, пужливые, — дернули, а он вскричал — они пуще… вот и беда.
— Я — читала, — не сразу отозвалась девушка. — Но,
видите ли: слишком обнаженные слова не доходят до моей души. Помните у Тютчева: «Мысль изреченная есть
ложь». Для меня Метерлинк более философ, чем этот грубый и злой немец. Пропетое слово глубже, значительней сказанного. Согласитесь, что только величайшее искусство — музыка — способна коснуться глубин души.
— Вот —
видишь? Я же говорю: это — органическое! Уже в мифе о сотворении женщины из ребра мужчины совершенно очевидна
ложь, придуманная неискусно и враждебно. Создавая эту
ложь, ведь уже знали, что женщина родит мужчину и что она родит его для женщины.
Досадно было слышать, как Дронов лжет, но,
видя, что эта
ложь делает Лидию героиней гимназистов, Самгин не мешал Ивану. Мальчики слушали серьезно, и глаза некоторых смотрели с той странной печалью, которая была уже знакома Климу по фарфоровым глазам Томилина.
— Грешен, — сказал Туробоев, наклонив голову. —
Видите ли, Самгин, далеко не всегда удобно и почти всегда бесполезно платить людям честной медью. Да и — так ли уж честна эта медь правды? Существует старинный обычай: перед тем, как отлить колокол, призывающий нас в дом божий, распространяют какую-нибудь выдумку,
ложь, от этого медь будто бы становится звучней.
А по временам,
видя, что в ней мелькают не совсем обыкновенные черты ума, взгляды, что нет в ней
лжи, не ищет она общего поклонения, что чувства в ней приходят и уходят просто и свободно, что нет ничего чужого, а все свое, и это свое так смело, свежо и прочно — он недоумевал, откуда далось ей это, не узнавал своих летучих уроков и заметок.
— Садовник спал там где-то в углу и будто все
видел и слышал. Он молчал, боялся, был крепостной… А эта пьяная баба, его вдова, от него слышала — и болтает… Разумеется, вздор — кто поверит! я первая говорю:
ложь,
ложь! эта святая, почтенная Татьяна Марковна!.. — Крицкая закатилась опять смехом и вдруг сдержалась. — Но что с вами? Allons donc, oubliez tout! Vive la joie! [Забудьте все! Да здравствует веселье! (фр.)] — сказала она. — Что вы нахмурились? перестаньте. Я велю еще подать вина!
Райский положил щеку на руку, смотрел около и ничего не
видел, кроме дорожки к крыльцу Веры, чувствовал только яд
лжи, обмана.
—
Видите, что это…
ложь! — сказал он, — кто мог
видеть и слышать их?
Он мучился тем, что
видел в ней, среди лучей, туманное пятно —
ложь.
И не было из этой
лжи, по крайней мере он не
видел из этой
лжи никакого выхода.
— Если человек, которому я отдала все, хороший человек, то он и так будет любить меня всегда… Если он дурной человек, — мне же лучше: я всегда могу уйти от него, и моих детей никто не смеет отнять от меня!.. Я не хочу
лжи, папа… Мне будет тяжело первое время, но потом все это пройдет. Мы будем жить хорошо, папа… честно жить. Ты
увидишь все и простишь меня.
— А сознайтесь, ведь вы никогда даже не подозревали, что я могу задумываться над чем-нибудь серьезно… Да? Вы
видели только, как я дурачилась, а не замечали тех причин, которые заставляли меня дурачиться… Так узнайте же, что мне все это надоело, все!.. Вся эта мишура,
ложь, пустота давят меня…
Марксизм повсюду склонен
видеть не только иллюзии, но и
ложь.
— Ни одной минуты не принимаю тебя за реальную правду, — как-то яростно даже вскричал Иван. — Ты
ложь, ты болезнь моя, ты призрак. Я только не знаю, чем тебя истребить, и
вижу, что некоторое время надобно прострадать. Ты моя галлюцинация. Ты воплощение меня самого, только одной, впрочем, моей стороны… моих мыслей и чувств, только самых гадких и глупых. С этой стороны ты мог бы быть даже мне любопытен, если бы только мне было время с тобой возиться…
И вот, убедясь в этом, он
видит, что надо идти по указанию умного духа, страшного духа смерти и разрушения, а для того принять
ложь и обман и вести людей уже сознательно к смерти и разрушению, и притом обманывать их всю дорогу, чтоб они как-нибудь не заметили, куда их ведут, для того чтобы хоть в дороге-то жалкие эти слепцы считали себя счастливыми.
Я сделал духовное усилие стать выше борьбы сторон, очиститься от страстей,
увидеть не только
ложь, но и правду коммунизма.
Предельную же
ложь и зло я
вижу в объективации и понимании ада, как входящего в божественный порядок.
Для свободы выбора человечество должно: 1) стать на ноги, укрепить свою человеческую стихию и 2)
увидеть царство правды и царство
лжи, конечную форму обетований добра и обетований зла.
Но все-таки нет никакого основания
видеть в этих людях виновников всей современной
лжи, так же как нет основания винить их и в заводе шутов и дураков, ибо и шуты, и дураки под различными знаменами фигурировали всегда и будут фигурировать до века.
Я не мог любить, да и
видеть не желал Прасковью Ивановну, потому что не знал ее, и, понимая, что пишу
ложь, всегда строго осуждаемую у нас, я откровенно спросил: «Для чего меня заставляют говорить неправду?» Мне отвечали, что когда я узнаю бабушку, то непременно полюблю и что я теперь должен ее любить, потому что она нас любит и хочет нам сделать много добра.
Я был тогда очень правдивый мальчик и терпеть не мог
лжи; а здесь я сам
видел, что точно прилгал много на Шехеразаду.
Она призналась, что начинала уже любить меня; что она людей не
видит и что я понравился ей уже давно; она отличила меня особенно потому, что кругом все хитрость и
ложь, а я показался ей человеком искренним и честным.
Когда я покупаю и продавец, по осмотре предмета покупки, начинает уверять меня, что все виденное мною ничто в сравнении с тем, что я, с божьею помощью, впереди
увижу, то я не только не вступаю с ним в спор, не только не уличаю его во
лжи, но, напротив того, начинаю восклицать:"Да помилуйте! да неужели же я не понимаю!"и т. д.
— Правы те, которые говорят — мы должны все знать. Нам нужно зажечь себя самих светом разума, чтобы темные люди
видели нас, нам нужно на все ответить честно и верно. Нужно знать всю правду, всю
ложь…
— Теперь уж жертвы не потребую — не беспокойтесь. Я благодаря людям низошел до жалкого понятия и о дружбе, как о любви… Вот я всегда носил с собой эти строки, которые казались мне вернейшим определением этих двух чувств, как я их понимал и как они должны быть, а теперь
вижу, что это
ложь, клевета на людей или жалкое незнание их сердца… Люди не способны к таким чувствам. Прочь — это коварные слова!..
— Не шутили! В Америке я лежал три месяца на соломе, рядом с одним… несчастным, и узнал от него, что в то же самое время, когда вы насаждали в моем сердце бога и родину, — в то же самое время, даже, может быть, в те же самые дни, вы отравили сердце этого несчастного, этого маньяка, Кириллова, ядом… Вы утверждали в нем
ложь и клевету и довели разум его до исступления… Подите взгляните на него теперь, это ваше создание… Впрочем, вы
видели.
Ты одна еще поддерживала мой разум; теперь все передо мной потемнело; не
вижу боле, где
ложь, где правда.
Вольно и невольно наблюдая эти отношения, часто с поразительной и поганой быстротой развивающиеся на моих глазах с начала до конца, я
видел, как Сидоров возбуждал у бабы доброе чувство жалобами на свою солдатскую жизнь, как он опьяняет ее ласковой
ложью, а после всего, рассказывая Ермохину о своей победе, брезгливо морщится и плюет, точно принял горького лекарства.
Я не
видел ничего зазорного в том, что майор стрижет ногти даме, но я не верил, что он высунул язык, это мне показалось обидною
ложью, и я сказал Викторушке...
Живут все эти люди и те, которые кормятся около них, их жены, учителя, дети, повара, актеры, жокеи и т. п., живут той кровью, которая тем или другим способом, теми или другими пиявками высасывается из рабочего народа, живут так, поглощая каждый ежедневно для своих удовольствий сотни и тысячи рабочих дней замученных рабочих, принужденных к работе угрозами убийств,
видят лишения и страдания этих рабочих, их детей, стариков, жен, больных, знают про те казни, которым подвергаются нарушители этого установленного грабежа, и не только не уменьшают свою роскошь, не скрывают ее, но нагло выставляют перед этими угнетенными, большею частью ненавидящими их рабочими, как бы нарочно дразня их, свои парки, дворцы, театры, охоты, скачки и вместе с тем, не переставая, уверяют себя и друг друга, что они все очень озабочены благом того народа, который они, не переставая, топчут ногами, и по воскресеньям в богатых одеждах, на богатых экипажах едут в нарочно для издевательства над христианством устроенные дома и там слушают, как нарочно для этой
лжи обученные люди на все лады, в ризах или без риз, в белых галстуках, проповедуют друг другу любовь к людям, которую они все отрицают всею своею жизнью.
И дрожащего юношу уводят. И кому, и сторожам, и Василию Никитину, которого вводят, и всем, которые со стороны
видели эту сцену, прийдет в голову, что те неясные короткие слова юноши, тотчас же замятые начальством, содержат в себе истину, а те громкие, торжественно произносимые речи самоуверенных, спокойных чиновников и священника суть
ложь, обман.
«Благослови господи на покаяние без страха,
лжи и без утайки. Присматриваясь к людям, со скорбью
вижу: одни как я — всё время пытаются обойти жизнь стороной, где полегче, но толкутся на одном месте до усталости и до смерти бесполезно себе и людям, другие же пытаются идти прямо к тому, что любят, и, обрекая себя на многие страдания, достигают ли любимого — неизвестно».
Надо
видеть и понимать, что я каждый день
вижу пред собой: вечные неприступные снега гор и величавую женщину в той первобытной красоте, в которой должна была выйти первая женщина из рук своего Творца, и тогда ясно станет, кто себя губит, кто живет в правде или во
лжи — вы или я.
Пепко не шевелился, но я
видел, что он проснулся и притворяется спящим. Это была последняя
ложь…
Тут же в первый раз я имел удовольствие
видеть специально ученую
ложь, уснащенную стереотипными фразами: «беру на себя смелость сделать одно замечание уважаемому докладчику», «наш дорогой Иван Петрович высказал мнение», «не полагаясь на свой авторитет, я решаюсь внести маленькую поправку» и т. д.
Я дошел до того, что эту
ложь вижу даже в неодушевленных предметах: вот возьми хоть этот трактирный садишко — ведь деревья только притворяются деревьями, а в сущности это зеленые лакеи, которые должны прикрывать своей тенью пьяниц, влюбленные парочки и всякую остальную трактирную гадость.
Вкрасться в дом под чужим именем, наблюдать из-под лакейской маски интимную жизнь, все
видеть и слышать, чтобы потом непрошено изобличить во
лжи, — все это, скажете вы, похоже на воровство.
Так мы и жили, в постоянном тумане не
видя того положения, в котором мы находились. И если бы не случилось того, что случилось, и я так же бы прожил еще до старости, я так бы и думал, умирая, что я прожил хорошую жизнь, не особенно хорошую, но и не дурную, такую, как все; я бы не понимал той бездны несчастья и той гнусной
лжи, в которой я барахтался.
Хотя какая-то темная догадка мелькала у меня в уме, что эта
ложь будет способствовать моему освобождению из гимназии, но я долго не мог заснуть, смущаясь, что завтра должен сказать неправду, которую и Василий Петрович и доктор сейчас
увидят и уличат меня.
—
Видеть и слышать, как лгут, — проговорил Иван Иваныч, поворачиваясь на другой бок, — и тебя же называют дураком за то, что ты терпишь эту
ложь; сносить обиды, унижения, не сметь открыто заявить, что ты на стороне честных, свободных людей, и самому лгать, улыбаться, и все это из-за куска хлеба, из-за теплого угла, из-за какого-нибудь чинишка, которому грош цена, — нет, больше жить так невозможно!
Эти — лени своей побороть не могут и носят её на плечах своих, унижаясь и живя
ложью; те же — охвачены желанием всё
видеть, но нет у них сил что-либо полюбить.
Всё это дело не моё, и осуждать я не могу, греха в этом не
вижу, но
ложь противна.
Бригадир. Положим, что это правда; однако и то не
ложь, что и в супруге твоей также много теперь
вижу, чего ты не
видишь.
Кто смеет это говорить? Его
Весь Углич мертвым
видел! Ошибиться
Не мог никто! Клешнин и Шуйский, оба
Его в соборе
видели! Нет, нет,
То слух пустой; рассеется он скоро,
Как ветром дым. Но злостным на меня
Я
вижу умысел. Опять в том деле
Меня винят. Забытую ту
ложьИз пыли кто-то выкопал, чтоб ею
Ко мне любовь Русии подорвать!
— Лошадь
видеть — это означает
ложь… Омманет тебя кто-нибудь, замечает солдат.
Ему почему-то сделалось даже жаль этого важничавшего господина. Сколько тут
лжи, а главное — человек из всех сил старается показать себя совсем не тем, что он есть на самом деле. Все это
видят и знают и стараются пресмыкаться.